Наша семья до войны жила в небольшом еврейском местечке (штетл), на станции Вапнярка, Винницкой обл.Поскольку там был большой железнодорожный узел, то в первую неделю после начала войны она подверглась жесточайшим бомбардировкам. Население было вынуждено спасаться бегством. Попасть в эшелон было трудно, и мой отец достал подводу, пару лошадей, мы погрузили свой «скарб» и уехали подальше от железной дороги - мои родители, я и брат младший, старший уже был в армии. Решили ехать в Бершадь по двум причинам: во-первых, там жила сестра мамы с семьей, и город был в стороне от железных дорог и меньше рисковал подвергнуться бомбежкам. Думали там пересидеть, ведь считали, «что на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом», как пели в песне. Но не тут-то было.
По дороге в Бершадь мы проезжали еврейские местечки – Крыжополь, Забокрич, Зыговка. В Забокриче мы остановились на ночь у знакомых. Они были рады нам и очень уговаривали остаться. Дом большой, дети в городе, два пожилых человека, возле дома огражденный огород, тишина, спокойствие. Но мы решили ехать дальше. Это и был первый счастливый случай. Ибо когда немцы заняли эти места, они в первый же день убили всех евреев в Забокриче, 300 человек, в том числе наших знакомых. А в других местечках никого не тронули. Когда мы приехали в Бершадь, оказалось, что наши родственники эвакуировались, и мы поселились в их квартире, которую они снимали у пожилой пары. Хозяева нас с радостью приняли, потом присоединились еще несколько человек, бежавших из соседних местечек.
Поскольку дом стоял на главной дороге, мы могли наблюдать все события. Сначала прошли наши войска, запыленные, уставшие солдаты на грузовиках или пешком. Те, которые оказались в родных местах, просто бросали оружие и уходили по домам. Потом оказалось, что во многих домах были такие солдаты (и не только свои), которых представляли как пленных. Через пару дней появились немцы на больших боевых машинах или мотоциклах. Но опять, к счастью, в городе не задержались. После них вошли венгры (мадьяры). Это тоже было везение, ибо они никого не убивали, а только грабили. Помню, как в наш дом вошел офицер с денщиком. До этого мы собрали вещи всех жильцов, вынесли на чердак и убрали лестницу. Они быстро разгадали нашу «хитрость». Денщик сбросил вещи, а офицер стоял с полочкой и указывал, какие взять, какие отбросить. Потом он прошелся по дому, но ничего не приглянулось. Они ушли, и больше никто не приходил…
Когда венгры ушли, в город пришли румыны, но не было много регулярных войск, а группа жандармов, создали комендатуру с комендантом, управу и стали устанавливать новый порядок. И, как всегда, начали с евреев. Сначала вывезли мебель из домов, откуда уехали евреи. В этом им помогали чиновники из советских учреждений, которые даже имели списки. Потом объявили о создании гетто. Всех евреев переселили в район, который с одной стороны примыкал к речке, а на другой была главная улица Ленина, и одна ее сторона принадлежала гетто. Здесь приказали заколотить окна и двери в сторону улицы Ленина, пользоваться только черным ходом, выходившим в сторону реки. Гетто огородили, выходить за его пределы запрещалось, на одежду надо было нашить желтые звезды (магендовид). В этой части было много пустующих домов, и мы поселились в одном из них, перетащили кое-какую мебель. Поначалу еще можно было как-то выбраться, что-то купить, еще в ходу были советские деньги.
Когда стали приближаться немецкие войска, в первую очередь сбежало начальство, бросив все на произвол судьбы…Кошмар, ужас начался где-то в ноябре, когда в гетто пригнали десятки тысяч евреев из Бессарабии и Буковины. Колонны измученных, грязных, больных людей, прошедших сотни километров пешком, представляли ужасную картину. Их стали подселять в дома в таком количестве, что ступить было некуда. И сразу же началась эпидемия тифа и дизентерии. Правда, расстрелов не было, но враги рассчитывали уничтожить нас при помощи холода, голода и болезней…
Когда пригнали евреев из Бессарабии и Буковины, гетто вместить их не могло, и тогда выделили еще несколько улиц по другую сторону улицы Ленина. И между этими частями разрешили проход, так что удавалось что-то купить-продать. Мою семью во многом спасал брат. Ему было 12 лет, маленький, худой заморыш. На него и внимания не обращали. Так он смог найти лазейку и выйти на рынок купить съестного. Наш рацион состоял из кукурузной муки (на мамалыгу), картошки, лука, иногда хлеба, бутылки масла. Это и дало возможность выжить, победить голод.
Злейшим врагом были болезни, самая страшный - тиф, который косил всех подряд. Медицинской помощи не было никакой. Я свалилась первой в сильном жару, пролежала в беспамятстве. Мама из чайника вливала в рот воду… Об этом мне потом рассказали. Когда очнулась, не могла стоять на ногах, училась ходить, как маленький ребенок. Потом заболела мама и умерла от истощения и болезни. Брат тоже заболел, но молодость победила, и мы остались вдвоем…
И именно в гетто, в ужасных условиях народ наш проявил стойкость, мужество, выносливость, способность к преодолению трудностей. Каждый боролся в меру своих сил. В нашем доме поселили семью из 7 человек из Бессарабии: мать, дочь с мужем, двое взрослых детей и двое малолетних. Так вот, их 18-летний сын спас всю семью. Он первым поднялся на второй день после их прихода, сумел достать еду, помог остальным подняться. А потом он ходил по домам, скупал старые вещи, грязные, рваные. Вся семья их стирала, чистила, порола, потом вручную шили какие-то куртки, жилеты, продавали их и этим кормились.
… Многие сопротивлялись и погибли в этой борьбе, были арестованы, замучены.Зато за все наши муки и страдания мы были вознаграждены, когда в марте 1944 года немцы отступали. Они брели по весенней слякоти грязные, некоторые в нижнем белье, укутанные какими-то тряпками, в рваной обуви. А мы победили смерть всем врагам назло!
Сура Спектор, Джексонвилл, Флорида
Еврейская Бершадь
вранці -2…-4° 
